«Начавшееся 14 октября новое наступление немцев привело к самому затяжному и наиболее ожесточенному сражению... Паулюс усилил свои войска рядом специализированных частей, в том числе полицейскими батальонами и саперными отрядами, имеющими опыт уличных боев и подрывных работ. Но русские, несмотря на огромный численный перевес противника, превосходили немцев в тактике боев за каждый дом. Они усовершенствовали практику использования “штурмовых групп” — небольших отрядов солдат, вооруженных легкими и тяжелыми пулеметами, автоматами, гранатами, противотанковыми ружьями, которые поддерживали друг друга стремительными контратаками, выработали тактику создания “зон смерти” — густо заминированных домов и площадей, к которым оборонявшаяся сторона знала все доступы и в которые надлежало канализировать немецкое наступление.
Практика научила нас, писал Чуйков, что “успех в значительной мере основан на скрытом сближении с противником”.
“Двигайся ползком, используя воронки и развалины; рой ночью траншеи, на день маскируй их; накапливайся для броска в атаку скрытно, без шума; автомат бери на шею; захвати 10–12 гранат — тогда время и внезапность будут на твоей стороне.
…Врывайся в дом вдвоем — ты да граната, оба будьте одеты легко — ты без вещевого мешка, граната без рубашки; врывайся так: граната впереди, а ты за ней; проходи весь дом опять же с гранатой — граната впереди, а ты следом”.
Внутри дома “вступает в силу неумолимое правило: успевай поворачиваться! На каждом шагу бойца подстерегает опасность. Не беда — в каждый угол комнаты гранату, и вперед! Очередь из автомата по остаткам потолка; мало — гранату, и опять вперед! Другая комната — гранату! Поворот — еще гранату! Прочесывай автоматом! И не медли!
Уже внутри самого объекта противник может перейти в контратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих руках. Действуй злее гранатой, автоматом, ножом и лопатой! Бой внутри дома бешеный. Поэтому всегда будь готов к неожиданностям. Не зевай!” (Чуйков В.И. Сражение века, с. 307–308)» [1] (с. 187).
И вот кем являлся этот генерал Чуйков, которому Сталин доверил наиважнейший в тот момент участок фронта, снабдив его чисто сухопутные части батальонами морской пехоты. Имеется такая поговорка: скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. Но здесь имеется рассказ даже не о друге, но о матери нашего полководца, одного из главных виновников победы в Сталинградской битве:
«Многие годы она была старостой храма — возглавляла приходской совет церкви святителя Николая поселка Серебряные Пруды, одноименного района, расположенного на границе Тульской и Московской областей. Партийные богоборцы, сначала закрыв храм, решили затем его уничтожить. И тогда Елизавета Федоровна… отправилась пешком в Москву. Шел 1937 год. Каким-то, до сих пор никому неведомым образом, она попала на прием к Сталину. Храм не разрушили… Это была единственная церковь, не разрушенная богоборческой властью в Серебрянопрудском районе.
Память у Сталина была отменная. И, главное, он уже в 1941 году осознал, что с богоборчеством в истекающей кровью стране пора кончать, а проявлением веры народа в Божие заступничество за Россию не следует препятствовать. А значит, и вызревало понимание того, какие полководцы должны вести солдат в бой» [2] (с. 257–258).
То есть будущий главный герой Сталинградской битвы вскормлен молоком именно верующей матери. Причем, даже в лютом 37-м году не побоявшейся стать грудью на защиту Русской святыни от поругания еврейскими большевиками.
И вот что творилось в те дни в осажденном Сталинграде:
«Медленно, неся колоссальные потери, немцы прокладывали себе путь по территории заводов, мимо мертвых станков и машин, через литейные, монтажные цехи и конторы. “Боже, почему ты покинул нас? — писал лейтенант 24-й танковой дивизии. — Мы сражались пятнадцать дней за один дом… Уже на третий день в подвалах, на лестничных клетках и лестницах валялись трупы 54 убитых немцев. «Линия фронта» проходит по коридору, разделяющему сгоревшие комнаты, по потолку между двумя этажами. Подкрепления подтягиваются из соседних домов по пожарным лестницам и дымоходам. С утра до ночи идет непрерывная борьба. С этажа на этаж, с почерневшими от копоти лицами, мы забрасываем друг друга гранатами в грохоте взрывов, клубах пыли и дыма, среди куч цемента, луж крови, обломков мебели и частей человеческих тел. Спросите любого солдата, что означает полоса рукопашной схватки в таком бою. И представьте себе Сталинград. 80 дней и 80 ночей рукопашных боев. Длина улицы измеряется теперь не метрами, а трупами…”» [1] (с. 188–189).
Так что слишком преждевременно немцы к тому времени уже несколько раз оповещали мир о своей здесь победе. А первый раз это произошло еще в день их появления на берегах Волги:
«Поздним вечером 14 сентября Берлинское радио первый раз объявило миру о падении Сталинграда и о рассечении России на две половины…
По воспоминаниям маршала Жукова, “…13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями… перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией генерала А.И. Родимцева…” Солдаты и офицеры 62-й армии В.И. Чуйкова и 11-й дивизии НКВД полковника А.А. Сараева сверхчеловеческими усилиями обезпечили возможность высадки гвардейцев Родимцева. А те поздно вечером 14 сентября, форсировав Волгу под огнем врага, сразу с берега вступили в бой. Они, оказавшись на самом передовом рубеже, выполнили боевую задачу. Немцы были 15 сентября отброшены от берега за железную дорогу, у них отбили вокзал. А на другой день, 16 сентября, гвардейцы Родимцева выбили немцев с Мамаева кургана» [2] (с. 259).
А ведь это место является господствующей высотой Сталинграда. Потому победа на данном участке позволяла теперь обороняющейся стороне занять выгодное положение для отражения дальнейшего штурма города германскими войсками.
И вот кем являлся командир этого столь вовремя введенного в бой нашего подразделения:
«Перед направлением в Сталинград 13-я гвардейская дивизия формировалась на левом берегу Волги в слободе Николаевской. Командир дивизии, 37-летний Герой Советского Союза генерал-майор Родимцев, квартировался в частном доме. В 2001 году вспоминала Мария Степановна Мельникова, дочка хозяев этого дома…: “Когда генерал приехал… мама у него спрашивает:
— Вы, наверное, неверующий? Там, в комнате, иконы. Перенести их в другое место?
— Зачем же убирать, если они на месте? Я ведь сам крещеный. А потом, знаете, в трудный час о Боге и неверующие вспоминают…
Как-то утром к нашему дому подъехало машин одиннадцать… все офицеры стали прощаться и говорить маме: «Спасибо бабушка».
А генерал и говорит: «Была бабушка, а теперь как мать родная». Александр Ильич направился к выходу, перешагнул, было, порог дома, а потом, обернувшись к маме, тихо произнес: «Ты знаешь, куда еду. Благослови меня». Мама перекрестила его по-христиански, пожелала остаться живым, поцеловала: «Иди с Богом, сынок». Она пошла в горницу, вынесла из красного угла небольшую старинную икону «Господь Вседержитель» и благословила ею генерала” (Из публикаций: Тупицин А. Постоялец//“Заволжье”. 1 февраля 2001 г. С. 3. Осьмакова О. Свет имени в тиши времен…//“Заволжье”. 25 августа 2005 г. С. 3, и из рассказа дочери генерала Родимцева)» [2] (с. 260–262).
А вот что сообщил Николай Григорьевич Крыжановский, переводчик генерала Родимцева во времена его пребывания в Албании в качестве военного атташе:
«С группой экскурсантов я был в одном из православных храмов столицы Албании Тираны. Власти запретили богослужение в церквях, но некоторые из них оставались открытыми, как музеи. Когда все вышли на улицу, мне захотелось вернуться, чтобы побыть одному в церкви. Я так и сделал. Оглянувшись, увидел в темном углу коленопреклоненную фигуру. Когда человек поднялся и повернулся ко мне, я узнал Александра Ильича Родимцева. Он сказал мне: “Ты меня не видел”. Я ему ответил: “Я и сейчас Вас не вижу”. Николай вместе со своим отцом — отцом Григорием, священником Русской Православной Церкви Московского Патриархата, со временем переехал в СССР… О памятной ему встрече в храме он рассказал родственникам Родимцева в Москве только через сорок лет, памятуя наказ генерала» [2] (с. 262–263).
Так что Сталин очень не зря поставил на самом ответственном участке Чуйкова и Родимцева. Оба они не только не являлись атеистами, но, несомненно, были людьми вполне адекватными происходящим с их же участием великим событиям по разгрому иноземных полчищ, в очередной раз запущенных воинствующими безбожниками в нашу страну.
Но и сам Жуков, главный виновник большинства одержанных нами в этой войне побед, тоже атеистом далеко не являлся. О чем свидетельствует монахиня Нина (Капустина), г. Волгоград, 2004 год:
«Хорошо помню, как осенью, еще не было морозов и снега, к нашему дому днем подъехала военная легковая машина. Я бы сказала — неказистая. Из нее вышли три человека — главный, такой крепкий, приземистый, с ним шофер и, видимо, адъютант. Попросили воды, я принесла. Главный спросил разрешения войти в дом. Когда мы прошли в горницу, где на стене висели иконы Спасителя Пресвятой Богородицы, главный скинул на лавку свою накидку (не знаю, как правильно назвать), снял фуражку и сразу к образам. Тут уж я признала в нем Жукова, фотографии-то его бывали в газетах после разгрома немцев под Москвой.
И на мое удивление, а я тогда комсомолкой была, он внятно и довольно громко произнес: “Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа”. И тут голос подал адъютант: “Аминь!” Чувствовалось, что приехавшие не раз вместе молились. Из комнаты вышла моя мама и присоединилась к их молитвенному пению. По прошествии стольких лет мне трудно сказать точно, какие были тогда пропеты молитвы. Длилась совместная молитва, пожалуй, не более получаса…
Потом Жуков со своими спутниками поблагодарил нас, попрощался и уехал. Иконы те храню до сих пор, уже шестьдесят два года. Думаю так: ему надо было помолиться, а при военных, где же, — у них походных церквей, как в Первую германскую войну, не было. Вот он, видать, и спросил на краю хутора, кто тут живет из верующих. А нас все знали» [2] (с. 273–274).
«Следующий критический момент в Сталинградском сражении наступил 14 октября, когда оборона 62-й армии была рассечена пополам. Ценой неимоверных усилий и в этот раз армия Чуйкова устояла и продолжала сдерживать атаки немцев, рвавшихся к Волге. Нацистская газета “Берлинер берзенцейтунг” писала в этот день о боях в Сталинграде: “Наше наступление, несмотря на численное превосходство, не ведет к успеху”. Иного результата трудно было ожидать, ибо немецкое наступление было предпринято в день Покрова Пресвятой Богородицы — небесной заступницы России» [2] (с. 263).
«К концу октября русские позиции в Сталинграде представляли собой несколько очагов сопротивления среди каменных развалин на правом берегу Волги, глубина которых редко превышала 300 метров. Тракторный завод был в руках немцев, которые усеяли мертвецами каждый метр заводской территории. “Баррикады” были наполовину захвачены немцами, сидевшими на одной стороне литейного цеха против пулеметов русских, укрытых в потухших мартеновских печах, на другой. Оборонительные позиции русских на территории завода “Красный Октябрь” оказались расколоты на три части.
Но эти последние островки сопротивления, закаленные в горниле непрекращающихся атак, были неистребимы. 6-я армия выдохлась, она была так же истощена и измотана боями, как английские дивизии Хейга в битве при Пасшенделе четверть века тому назад (…англичане потеряли около 260 тыс. человек, чтобы овладеть деревней Пасшендель), и с чисто военной точки зрения идея еще одного наступления в городе была безсмысленна.
…Немцы, видевшие, как их силы тают в пекле боев неделя за неделей, отказывались верить, что русские не несут потери в таких же пропорциях.
…В Сталинграде на карту была поставлена не только воля русских к борьбе, но и оценка всеми другими странами военной мощи Германии. Отвод войск с поля боя был бы равнозначен признанию поражения, которое, хотя, возможно, и было бы приемлемым для безстрастного и расчетливого профессионального военного ума, было немыслимо с точки зрения германской “мировой политики”.
Большинство штабных офицеров группы армий “Б” по-прежнему были заняты подготовкой “последнего штурма” Сталинграда. Рихтгофен пишет, что даже новый начальник генерального штаба ОКХ Цейтцлер считал, что “если мы не сможем довести дело до конца сейчас, когда русские находятся в исключительно трудном положении, а Волга блокирована ледоставом, то никогда уже не сумеем добиться этого”. Это мнение начальника штаба ОКХ наверняка бы изменилось, знай он, что русские, вопреки его суждению об их “тяжелом положении”, сосредоточили более 500 тысяч солдат, около 900 новых танков, 230 артиллерийских полков и 115 дивизионов реактивных минометов на фронте атаки протяженностью менее 60 километров — самая высокая концентрация живой силы и огневой мощи с начала Восточной кампании.
В то время как 6-я армия собирала силы для решающей атаки на позиции русских в развалинах Сталинграда, а на ее флангах советские армии в соответствии с планом Г.К. Жукова скрытно занимали исходные рубежи, странная тишина опускалась на казавшийся вымершим город» [1] (с. 189–190).
Однако ж здесь следует обмолвиться и о роли основного вида нашего вооружения, наносящего здесь, в развалинах Сталинграда, наибольший урон врагу. Это артиллерия. А ведь она у нас, о чем сообщают сами же немцы, «особенно хороша». И по мере назревающей необходимости, а необходимость и действительно с каждым днем все более возрастала:
«…плотность артиллерии увеличилась и к 1 ноября достигла 59 орудий и минометов на 1 км фронта, т. е. она стала выше плотности, которую когда-либо удавалось создавать в оборонительных операциях, проведенных весной и летом 1942 г… В отдельные моменты наиболее напряженных боев на некоторых узких участках обороны армии плотность артиллерии доводилась до 110 орудий и минометов на 1 км фронта…
Такая плотность артиллерии позволяла успешно отражать атаки во много раз превосходящего по количеству живой силы и техники противника и наносить ему решительное поражение» [3] (с. 381–382).
Причем, здесь, в городе, очень большим коэффициентом полезного действия обладали, за счет своих малых размеров и небольшого веса, и наши самые маломощные орудия:
«Учитывая, что снаряд 45-мм пушки, как правило, не пробивал лобовую броню танков противника, огневые позиции для них выбирали с таким расчетом, чтобы обезпечить фланговый и косоприцельный огонь. С этой же целью нередко 45-мм пушки устанавливали в угловых зданиях, в которых пробивали две – три амбразуры и подготавливали надежные убежища для расчета и материальной части. Весьма эффективно действовали 45-мм пушки, установленные на вторых этажах зданий» [3] (с. 389).
И благодаря такой удивительной изобретательности наших воинов враг нес в бронетехнике просто колоссальные потери:
«Несмотря на то что противник использовал свои танки небольшими группами, прикрываемыми автоматчиками и поддерживаемыми огнем своей артиллерии и авиации, наши артиллеристы уничтожили в боях за город большое количество немецких танков» [3] (с. 390).
Что никак не могло не отразиться на общем ходе сражения:
«Большие потери противника в танках существенно снижали его возможности в борьбе за овладение городом» (там же).
Однако ж и для нашей крупнокалиберной артиллерии в Сталинградском сражении был найден удивительнейше эффективный способ ее массированного применения:
«В условиях ожесточенной борьбы за отдельные участки обороняемого города, особенно за такие важнейшие объекты как командные высоты, как высота 102,0 (Мамаев курган), заводы “Баррикады” и “Красный Октябрь”, артиллерия 62-й армии успешно применяла мощные артиллерийские контрподготовки» (там же).
И наносить их наиболее эффективно помогала сама обороняемая нами местность — с господствующими над противником высотами. Мало того, отличными наблюдательными пунктами уже и без того более возвышенной над врагом местности являлись трубы и крыши огромных корпусов заводов, откуда и засекались все массовые передвижения противника. И по его скоплениям, предупреждая атаку, наносился мощный артиллерийский удар. Вот два примера таких налетов:
«…утром 27 сентября разведкой наблюдалось скопление большого количества пехоты и танков противника в районе балок юго-западнее высоты 102,0… По окончании артиллерийской подготовки противника (во время которой наши батареи не подавлялись) артиллерия армии провела мощный 15-минутный огневой налет, главным образом по войскам, скопившимся на исходном рубеже для атаки… Воспользовавшись результатами контрподготовки, 95-я стрелковая дивизия перешла в контратаку, овладела юго-западным скатами высоты 102,0 и значительно улучшила свои позиции. Захваченные дивизией пленные показали, что нашим артиллерийским огнем были обезкровлены два полка только что прибывшие в Сталинград 100-й пехотной дивизии немцев…
Не мене интересен второй пример контрподготовки, проведенной артиллерией 62-й армии в первых числах октября на участке “Силикат”, поселок “СТЗ”. В этом районе наша разведка установила сосредоточение с целью прорыва нашей обороны до двух пехотных дивизий с танками, подготавливающих наступление с целью прорыва нашей обороны на фронте около 3 км и выхода к Волге между двумя заводами — тракторным и “Баррикады”…
К этой контрподготовке командование армии смогло привлечь артиллерию пяти стрелковых дивизий и двух стрелковых бригад, северную подгруппу фронтовой артиллерийской группы (четыре пушечных полка), три истребительно-противотанковых полка и пять полков полевой реактивной артиллерии, т. е. свыше 300 орудий и минометов… В результате контрподготовки противник понес большие потери и сумел возобновить наступление на этом направлении только через пять дней, для чего предварительно пополнил и перегруппировал свои силы» [3] (с. 392–393).
А налеты эти, прекрасно корректируемые с господствующих над противником высот, наши средства артиллерийского нападения, предварительно сосредоточившись на каком-то определенном участке, производили с нашего пологого левого берега Волги. Причем, боевые порядки артиллерийских частей были скрыты от немцев за высоким берегом. А потому эти налеты производились совершенно безнаказанно.
Потому силы врага, несмотря на постоянные подкрепления, с каждым днем таяли.
«11 ноября гитлеровцы предприняли последнюю попытку штурма города. В этот день они смогли занять южную часть завода “Баррикады” и на узком участке пробиться к Волге. Героически сражавшиеся войска генерала В.И. Чуйкова оказались рассечены на три части» [4] (с. 192).
Но все было тщетно. Немцы, как и обычно, в реляциях своих мифологически все продолжавшие «громить» противостоявшего ему врага, отсылая отчеты о якобы уничтоженных ими наших очередных полках и дивизиях, даже и во снах своих самых кошмарных не подозревали, что силы таят вовсе не у нас. Но у них, безнадежно все лезущих под жерла наших пушек и умирающих вагонами и эшелонами, словно мухи в осеннюю пору.
И все, начиная с обороны Москвы, вновь и вновь повторялось. Ведь ни для кого не секрет, что одной лишь лживой пропагандой войны выиграть не возможно. А потому:
«Наступление Паулюса, начавшееся 11 ноября, было таким же ошибочным и безнадежным, как последнее зимнее наступление группы армий “Центр” под Москвой за год до этого» [1] (с. 191).
И вот в чем заключается вся «ошибочность» этого наступления врага, оказавшегося неудачным:
«…в один из самых критических моментов битвы, в мрачном осеннем небе над дымящимися развалинами города многие наши солдаты и офицеры увидели небесное знамение. Что же было явлено им?
…целая воинская часть из состава армии Чуйкова… оказалась свидетельницей… явления Божией Матери в небе Сталинграда…» [2] (с. 264–266).
А потому вот что сталось с последней и самой ожесточенной попыткой врага все же переломить ход битвы в свою пользу. Через 48 часов после начала наступления, где участвовали самые последние резервы немцев, сражение:
«…свелось к серии ожесточенных рукопашных подземных схваток, не поддающихся какому-либо централизованному руководству. Небольшим группам немцев удалось преодолеть последние отделявшие их от Волги три сотни метров, но, достигнув реки, они оказались окруженными русскими, перерезавшими узкие коридоры, проложенные этими немецкими отрядами. В течение еще четырех дней между этими изолированными группами то вспыхивали, то затухали отчаянные яростные схватки. Пленных не брали, и у сражавшихся было мало надежды на то, что они выживут.
К 18 ноября из-за истощения сил и нехватки боеприпасов наступило вынужденное затишье» [1] (с. 191–192).
«Главная группировка противника, действующая в районе Сталинграда, понесла настолько большие потери, что вынуждена была окончательно перейти к обороне. 18 ноября 1942 г. закончился оборонительный период Сталинградской битвы. Город был удержан. Враг своей цели не достиг. В кровопролитных сражениях на подступах к Сталинграду и в самом городе его наступательные возможности были исчерпаны. [4] (с. 192).
«…Город на Волге стал кладбищем, где находят могилу громадные мрачные силы, со всех сторон привлеченные нацистами, чтобы послужить пушечным мясом для орудий, установленных на берегах Волги» [4] (с. 195).
«…враг был измотан до предела. Из опроса пленных было установлено, что части и соединения крайне малочисленны, морально-политическое состояние не только солдат, но и офицеров резко понизилось и мало кто верит, что выйдет живым из этого кромешного ада многомесячных сражений» [5] (с. 82).
А тем временем:
«…у нас закончилась подготовка крупных стратегических резервов, имевших новейшее оружие и новейшую боевую технику. К ноябрю у Ставки должны были быть механизированные и танковые соединения, вооруженные боеспособными и маневренными танками Т-34…» [5] (с. 76).
И они уже выходили на исходную позицию: участь нападающей стороны была предрешена — враг понес более чем серьезные потери и был обезкровлен и деморализован. Теперь оставался только решительный завершающий удар, чтобы похоронить в Сталинграде последние остатки 6-й армии агрессора и те мрачные собранные со всей Европы силы, которые были направлены в Россию в попытке захвата Русской Земли и тотального уничтожения ее народа.
Библиография
1. Гарт Б.Л., Ширер У.Л., Кларк А., Карел П., Крейг У., Орджилл Д., Стеттиниус Э., Джюкс Д., Питт Б. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. Политическая литература. М., 1988.
2. Фарберов А. И. Спаси и сохрани. Свидетельства очевидцев о милости и помощи Божией в Великую Отечественную войну. «Ковчег». М., 2010.
3. Варенцов С.С., Воронов Н.Н., Казаков В.И. и др. Артиллерия в оборонительных операциях Великой Отечественной войны. Воениздат. М., 1958.
4. История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 5. Гречко А.А., Арбатов Г.А., Виноградов В.А, Громыко А.А., Егоров Г.А., Епишев А.С. и др. Воениздат М., 1975.
5. Маршал Г.К. Жуков Воспоминания и размышления. Том 2. Издательство агентства печати новости. М., 1978.
Свежие комментарии