А вот как в период гитлеровского покроя демократии было поставлено отношение немцев к своим соратникам — братьям по оружию, например, к итальянцам. Фрагмент допроса сержанта Овиедо Бандини:
«Итальянские дивизии несут огромные потери. Сзади итальянских частей расположены заградотряды немцев с автоматами, которые силой гонят итальянцев в бой.
Все итальянцы с ужасом думают о приближающейся зиме. Взаимоотношения с немцами скверные. Немцы относятся к нам с презрением, называют оскорбительными кличками…Вопрос: А каково сейчас внутреннее положение в Италии?
Ответ: Италия сейчас стала нищей и разоренной страной, которой фактически правят немцы. Немецкие чиновники сидят на всех предприятиях, во всех министерствах. Города наводнены немецкими полицейскими и гестаповцами. Страна голодает… Из Италии все вывозится в Германию, начиная с продуктов питания и кончая музейными реликвиями, картинами… В стране полностью мобилизовано все мужское население и большинство отправлено на фронт. В городах и селах почти не видно мужчин, остались только старики, женщины и дети. Италия стоит на грани полного краха.
23 сентября
Допросил: Тарабрин» [1] (с. 79).
И если практически под гребенку было набрано на войну все население Италии, то становится ясно, что людские ресурсы этой страны очень ощутимо подпитывали военную машину Германии в войне против России.
В такую же колонию превратилась и союзная немцам Румыния. Свидетельствует военнопленный 18-й пехотной румынской дивизии Константин Стефанеску:
«Румыния сейчас полностью попала в руки Гитлера. Он бросил ее в войну против СССР, в результате чего уже погибло огромное число румынских солдат… В стране очень тяжело с продовольствием, всего очень мало и дорого, города переполнены ранеными, растет недовольство. Большую роль в этом отношении сыграли налеты русской авиации… Румынские города наводнены немцами, полицейскими и гестаповцами…
Союзничество с Германией приносит нам одно разорение, из страны все вывозится в Германию, начиная с нефти кончая продуктами питания» [1] (с. 91, 92).
То есть полная аналогия Италии! И здесь и там немцы выступают в роли колонизаторов. Мало того, гонят на фронт все способное носить оружие население и выстраиваются у своих союзников за спиной в качестве заградотрядов. Далее:
«Солдаты идут в бой совсем не потому, что в них силен воинский дух или они видят в русских врага. Нет, основное здесь — это страх перед немецкими пулеметами, боязнь расстрела. Солдаты знают, что в бою либо убьют, либо нет (лучше всего если ранят), а в случае невыполнения приказа, саботажа и т.д. расстрел неминуем…» [1] (с. 91).
То есть сателлиты Оси оказались главными донорами Германии для выкачки из них материальных и людских ресурсов для ведения войны с Россией. Тут, судя по всему, даже у Наполеона было куда как меньше для этого возможностей.
Но и не только союзники имели право подчистую грести всех своих мужчин для пополнения колонн, отправляемых в бездонную смердящую трупом пропасть — на Восточный фронт. Возможность умереть за Гитлера получили даже представители завоеванных земель. Вот что сообщил следователю Тарабрину дезертировавший из германского войска поляк — Шмайдох Альфред:
«Пленный указывает на скверные взаимоотношения немецких и польских солдат. Немцы как бы презирают поляков и не доверяют им. То, что поляки сейчас направлены на передовую — вызвано только необходимостью, т.к. у немцев не хватает солдат.
Часть, в которой находился Шмайдох, в последних боях понесла значительные потери. В ротах осталось по 40–50 человек.
Настроение у солдат подавленное. Все устали от войны. Воюют без энтузиазма, а только в силу получаемых приказов, за нарушение которых — немедленный расстрел» [1] (с. 80).
Но не только всех своих союзников и солдат, даже набранных на оккупированных территориях, германская военная машина задействовала под Сталинградом. Вот что сообщает военнопленный Евгений Раух:
«Вопрос: Чем объяснить, что вы, будучи 1925 г. рождения, оказались в германской армии?
Ответ: Мой год официально в Германии еще не призывался, но много юношей 1925 г. рождения, в том числе и я, были мобилизованы на так называемый трудовой фронт. Нам объявили, что мы будем заняты на работах, необходимых для фронта, но на самом деле нас направили в качестве пополнения в германские части, находящиеся в России» [1] (с. 81).
Вот когда немцы начинают грести на фронт уже и семнадцатилетних! Так что Гитлеру не только в конце войны перед неизбежным крахом не жаль было подставлять необученных юнцов под наши пули. Затыкание всем возможным людским контингентом рвущегося по всем швам фронта началось еще летом и ранней осенью 1942 г. То есть уже тогда, когда о защите границ Германии вопрос пока не стоял.
«Вопрос: Вы недавно приехали из Германии. Расскажите о ее внутреннем положении и настроении гражданского населения.
Ответ: В Германии сейчас положение стало значительно хуже… Когда началось летнее германское наступление, то все ожидали, что может быть оно приведет к тому, что война кончится осенью. Сейчас всем ясно, что предстоит еще одна военная зима. Для Германии это почти гибель…
…Мужского населения почти не видно, имеются только старики и дети, а также полицейские и гестаповцы, которые не мобилизованы в армию.
24 сентября 1942 г.» [1] (с. 82).
Так что и в самой Германии летом 1942-го никакого хоть сколько-нибудь пригодного резерва для армии уже не наблюдается. Это подтверждается и цифрами:
«К осени 1942 на территории России находилось 266 дивизий врага, из которых 193 были немецкими [о чем гласят перехваченные письма, уже с весны получавшими пополнение пушечного мяса лишь в лице польских легионеров — А.М.], а 73 — европейских союзников Германии (Италии, Испании, Румынии, Венгрии и др.). Общая их численность достигала 6,2 млн. человек. На вооружении у них находилось 51,7 тыс. орудий и минометов; 5,1 тыс. танков и штурмовых орудий и 3,5 тыс. боевых самолетов.
Однако это было все, что могла выставить агрессивная Европа. Резервы ее в значительной степени исчерпались. Для ведения боев на советско-германском фронте протяженностью 6 200 км Германии уже не хватало сил. В октябре 1942 года немецкий штаб дает приказ о переходе к стратегической обороне на всем фронте, вместе с тем пытаясь безуспешно штурмовать Сталинград.
Если силы Германии подходили к концу, то боевые возможности России заметно возрастали. Если в начале войны Россия по многим военным показателям уступала Германии, то к осени 1942 года стала опережать ее — по численности армии в 1,1 раза, по основным видам вооружения в 1,4 – 1,5 раза [2] (с. 344)» [3] (с. 206–207).
Из протокола допроса ефрейтора Дрейвеса Густава 71-й пехотной дивизии:
«Если летом 1941 г. мы ехали в Россию, рассчитывая на “блицкриг”, а нам, крестьянам, обещали землю, то сейчас мы могли рассчитывать только на новые лишения и на 3 метра земли.
Вопрос: Вы находились в одной и той же части больше года. Как видоизменился личный состав за это время?
Ответ: Я все время находился в обозе. Наша рота непосредственно в боевых действиях участия не принимала, так что потери были сравнительно невелики. Но даже среди обозников сейчас насчитывается лишь около 50 процентов прежнего состава, учитывая раненых, возвратившихся в строй. В боевых же частях личный состав почти полностью обновился, причем главным образом за счет молодых и старых возрастов…»
23 сентября 1942 г.
Допросил:
Тарабрин
ЦА ФСБ РФ, ф. 14, оп. 4, д. 912, л. 182–189 об.
(подлинник)» [1] (с. 86–87).
И вновь о необычайной как зачуханности, так и прожорливости солдат рейха. Из дневника немецкого солдата Альфреда Риммера, убитого во время боев в Сталинграде:
«14 июня — …вши грызут до сумасшествия. В окопе я снял с себя сорочку и вот добыча — 17 больших и 12 маленьких вшей…
24 июня — При обыске домов ели очень много яиц, пили много молока, ели хлеб и колбасу, масло мармелад, сахар и т.д. Колбасу мы ели без хлеба, т.к. просто уже не могли больше. Нашему отделению посчастливилось достать 3 куска копченого сала. После жиров и яиц мы облизывали пальцы» [1] (с. 106).
То есть германское культуртрегерство представляло собой некий своеобразный род саранчи, выкашивающий подчистую все то, что попадалось ему на пути. Гитлер знал про такое обжорство своего воинства, а потому все же пытался грабеж местного населения несколько упорядочить. Ведь интендантские склады, куда следовало определять все награбленное имущество вторгшейся к нам ордой, уже не позволят изголодавшимся культуртрегерам сжирать за день месячную норму, тем и подводя самих себя к плачевному итогу такого же рода обжирательствам французами.
А дела у них шли все хуже и хуже:
«Донесение ОО НКВД СТФ… с протоколом допроса военнопленного В. Зоммера
10 ноября 1942 г.
Вопрос:…
Ответ: В начале операции на Востоке роты имели полный состав 180 человек. За три дня до моего пленения, до начала последнего боя, т.е. 24 октября в боевом составе нашей роты насчитывалось лишь 50 человек. Потери в последнем бою мне точно неизвестны, но я оцениваю их примерно в 15–20 человек. Таким образом сейчас в роте не более 30-ти человек…
Значительные потери нанесены нам огнем РС, солдаты боятся этого орудия и, последнее время говорили между собой: “Ну, еще пару раз пропоет «Катюша», и от нас останутся только железные пуговицы”…
Вопрос: При каких обстоятельствах вы попали в плен?
Ответ: Я сдался в плен во время русской атаки 27-го октября. Наша рота занимала рубеж обороны южнее Сталинграда в районе Капитоновки. Во время русской атаки, после обстрела “Катюши” остальные солдаты из нашего отделения были убиты или удрали. Я тоже еще имел возможность убежать от русских солдат, но боялся, что меня застрелят.
Вопрос: Национальный состав вашей части?
Ответ: По национальности в дивизии исключительно немцы» [1] (с. 120–122).
Такова «доблесть» наших врагов в Великой Отечественной войне: драпали без оглядки, но лишь тогда, когда еще имелась возможность как-то попытаться увернуться от пули в спину. Если же нет, то бросает оружие и лапки кверху.
А вот и еще совершенно аналогичный вариант ведения войны немцами:
«Вопрос: Каковы обстоятельства вашего пленения?
Ответ: …русские открыли сильный артогонь. Мы спрятались в блиндажи.
Внезапно огонь был перенесен в глубину нашего расположения, а в непосредственной близости появились русские танки и множество пехоты.
Бывший со мной товарищ предложил бежать назад, но русские войска были уже настолько близко, что мы были бы немедленно застрелены.
Я бежать отказался. Товарищ выскочил из блиндажа и был тут же убит.
Бой шел уже в глубине нашей обороны. Я спрятался глубже в блиндаж и решил “ждать событий”, а когда передовые части прошли вперед, вылез и сдался в плен» [1] (с. 299).
То есть наш «храбрый» германец, воспетый в сагах, что для этой нации выглядит делом вполне закономерным, дождался этих самых «событий» и благополучнейшим образом поднял «лапки кверху» — как учили.
И это нам теперь становится известно о немцах. Но ведь за них воевали куда как и еще менее стремящиеся проливать свою кровь народности из воинства интервентов: поляки, хорваты, венгры, румыны, итальянцы, финны, чехи, эстонцы, латыши, бандеровцы, власовцы, словаки, молдаване, а также вольнонаемные солдаты удачи практически из любой западноевропейской страны. Как улепетывали от наших «катюш» они?
Вот что говорят разгромленные нами румыны:
«Под напором русских мы вынуждены были отступить. К утру мы ждали подкрепления, но его не последовало; от 4-го эскадрона, имевшего в своем составе 160 человек, осталось в живых 20–40 человек, не меньшие потери понесли и другие эскадроны нашего полка. Русские прорвали наши укрепления, оставшиеся в живых солдаты в панике бежали, но по ним был открыт огонь со стороны немцев; многие были убиты, в том числе и командир 4-го эскадрона.
Я же был взят в плен красноармейцем» [1] (с. 321–322).
Такого вот плана у немцев была «демократия» — в спину союзников, дабы поддержать в них стремление продолжать вести боевые действия, немцы направляли дула своих пулеметов. И если союзники дрогнут, то выполняли обязанности заградотрядов.
Кстати, у них вообще, как свидетельствуют участники Сталинградской битвы (в данном случае — Мартыненко Федор Васильевич командир батальона морской пехоты), была вот какая манера ведения войны. В первой цепи идут румыны. Вторая цепь состоит из итальянцев. И лишь в третьей цепи наступают немцы. Понятно, беглецы из первых рядов, если вздумают струсить, тут же наказываются смертью: румыны — итальянцами, итальянцы — немцами. Такая вот «демократия» бытовала у пришедшей за нашими скальпами этой людоедской страны, именуемой фашистской Германией.
А вот что сообщил на допросе о продвижении вперед марширующих колонн вермахта взятый в плен 14 августа 1942 г. бортмеханик разведывательного самолета «Фокке-Вульф» унтер-офицер Рупер Хольцер:
«…германские войска продвигаются только там, где им не оказывается серьезного сопротивления» [1] (с. 61).
И здесь, судя по всему, большим «подспорьем» в продвижении немцев к Сталинграду оказывали участки фронта, где они вступали в сражения с нашими «национальными дивизиями».
Немалую толику при поддержке наступления врага внесли и малограмотные в военном отношении (а не редко и просто троцкисты предатели) комиссары, которых от власти в войсках удалось отстранить лишь после того, как не без их участия враг был пропущен к Сталинграду.
А вот как немцами оценивается значение обороны Сталинграда:
«…если он останется в руках русских, то все победы на Кавказе ничего не стоят…
Германию губит время. Приближается осень. Теперь уже ясно, что до наступления зимы полностью реализовать намеченные планы германскому командованию не удастся. А еще одна военная зима — это гибель Германии, где бы ни находились немецкие войска» [1] (с. 61).
Вот что сообщил рядовой 384-й германской пехотной дивизии Риттер Курт, добровольно сдавшийся в плен 9 августа 1942 г. в районе Распопинская:
«Вопрс: Как велики были потери в вашей части?
Ответ: Особенно большие потери наша рота понесла в бою у Балаклеи, потеря при этом 2/3 личного состава. Подкрепление мы получили один раз в количестве… 15 человек. Сейчас наша рота насчитывает всего 59 человек. Должен сказать, что остальные роты не в лучшем положении. 5 и 7 роты насчитывают, например, только по 50 человек» [1] (с. 64).
А ведь штатная численность в немецких ротах 203 человека! И менее третьей части от них, несмотря на пополнения, оставалось уже в августе! Потому и дезертировал Риттер Курт, что никакой перспективы на будущее не видел. А умирать уж слишком ему не хотелось.
Вот что сообщает еще один такой же немец перебежчик. На этот раз рядовой 376-й пехотной дивизии, сдавшийся в плен 18 сентября 1942 г.:
«Вопрос: Что послужило причиной вашей добровольной сдачи в плен?
Ответ: Я — больной человек. В течение всего времени был вообще освобожден от военной службы, но сейчас в Германии на это не смотрят, призывают абсолютно всех. Призвали и меня… Я не вижу в русских врагов и не хочу быть убитым на фронте — это и послужило причиной того, что я добровольно сдался в плен…
Вопрос: Велики ли были потери, понесенные вашей дивизией в последних боях?
Ответ: В наиболее ожесточенных боях наша дивизия начала принимать участие с 5-го сентября. За этот период времени, то есть до 18-го сентября, мы понесли очень значительные потери. Роты, которые и так не были полностью укомплектованы, потеряли до 70 процентов своего состава. Сейчас они насчитывают по 30–35 человек. От дивизии фактически остался один номер.
Вопрос: Каково было настроение солдат вашего подразделения?
Ответ: Рота, в которой находился я, была укомплектована возрастом 30–35 лет. Это уже немолодые люди, имеющие семьи и не одурманенные гитлеровской пропагандой. Все они не хотят воевать, устали и не верят в победу. Все были убеждены, что германским войскам не удастся взять Сталинграда, говорили, что будет то же, что с Москвой и Ленинградом. Солдаты нашей роты воевали только под страхом расстрела. Сейчас в германской армии установлен очень жестокий порядок. Во время боя, офицеры все время наблюдают за солдатами и, при малейшей попытке сдаться в плен или уклониться от боя, расстреливают на месте» [1] (с. 76–77).
Здесь, думается, следует искать и ответ на вопрос: зачем немцам в их танках требовался лишний, не воюющий, пятый танкист. Он был необходим для того, чтобы контролировать своих подопечных и, при случае, находясь у них за спинами, всегда иметь возможность расстреливать малодушных. Именно такими мерами всегда и наводился порядок у них в войсках. Так что со времен Фридриха Великого в германской палочной армии ничего не изменилось.
А еще немцев должен был подхлестывать страх повторения зимней войны в России:
«…командир нашей роты говорил, что необходимо взять Сталинград и отрезать Кавказ, причем он указывал, что мы должны понять необходимость идти сейчас на любые жертвы для того, чтобы добиться этого до зимы, так как на фронт сейчас уже брошено все, что только можно бросить.
Вопрос: сравнительно недавно вы были в Берлине. Каково положение сейчас там?
Ответ: Берлин, как столица, находится в несколько лучшем положении, чем другие германские города, но и то там очень плохо. Тяжело обстоит дело с продовольствием. Несмотря на запрещенную спекуляцию, на базарах меняют вещи на продукты, получают по карточкам сахар, меняют его на хлеб и масло, на деньги ничего нельзя купить. Город полон раненых» [1] (с. 77).
В довершение допроса добровольно сдавшийся германский солдат заявил:
«Я уверен, что, после первого крупного поражения немецких войск, в германской армии наступит полный развал и солдат не удержат никакими пулеметами» [1] (с. 78).
Так что затеявшим Восточную кампанию силам, еще только при подходе немцев к Сталинграду, стало уже ясно, что одной Германии, пусть и невероятно разбухшей от присоединенных к ней земель соседних к ней европейцев, для победы над Россией будет все-таки маловато. А подпитывать немца за счет прибавки к его войскам завоеванных им западноевропейцев тоже в тот момент являлось морально не оправданным. Здесь требовалось каким-то образом поменять вообще всю до того бытовавшую в гитлеровской армии германскую расовую доктрину на какую-то более ко всем европейцам лояльную.
А для этого, что и понятно, требовалось произвести лишь одну всех устраивающую рокировку в руководстве: убрать Гитлера. Причем, не потому, что он чем-то не устраивает заказчиков войны. Но лишь потому, что этого требовали на тот момент сложившиеся обстоятельства: разгромленный германский рейх требовал кардинальной замены вышедшего из строя механизма. Которым и являлся на тот момент немец, труп которого уже благополучно сгнил к тому времени под Москвой. Ведь одного его для успешного завершения развязанной войны явно было теперь не достаточно в количественном отношении для противостояния русскому человеку. Потому требовалось заменить политику германского шовинизма на политику шовинизма объщеевропейского: французского и бельгийского, голландского и норвежского, датского и греческого. Ведь на тот момент уже было ясно всем, что тридцатипятилетними немцами, сплошь семейными и не желающими собой кормить ворон, войну выиграть было явно невозможно. Потому закулисе, затеявшей ее, требовалось лишь одно: убить Гитлера. Ведь лишь смерть диктатора была способна приступить к кардинальной замене уже к тому времени изношенного механизма, явно не способного к физическому устранению русского человека с лика планеты. И хоть сам коммунизм в России заказчиков вполне и устраивал, но не устраивал его тот народ, который сломал все планы мировой олигархии банкиров для проведения всемирной глобализации. Потому требовалось теперь германский национализм заменить национализмом общеевропейским, после чего произвести прекрасно читаемую рокировку: заменить поход на Россию германских социалистов походом на все ту же страну западных «демократий». Ведь лишь в таком случае их можно будет вполне открыто, объявив войну коммунизму, поддержать Англии и Америке.
И вот железное подтверждение тому становится известным лишь после раскрытого покушения на Гитлера все тех же сил в 1944 г. Ведь слишком много немцев тогда было подвергнуто мучительным пыткам. Потому правда об этих покушениях на свою персону стала известна и Гитлеру, считающему себя и вплоть до самого своего ужасного конца устраивающим практически всех. И о том подтверждают сами сроки этих покушений. Ведь произошли они в тот самый момент, когда, следуя гитлеровской пропаганде, Германия находилась на вершине своего могущества:
«Между августом и декабрем 1942 года было предпринято пять покушений на жизнь Гитлера. Они не удались из-за случайных обстоятельств, и Гитлеру ничего о них не было известно» [4] (с. 288).
А ведь в случае их удачи нам грозила перспектива продолжения войны не с тайно объединенным против нас миром, но уже с коалицией враждебных стран, объединившейся официально.
Кто возглавил бы такой поход?
И здесь все просто: среди «союзников» у нас один разыгрывал из себя хорошего, а это были США, а другой злюку и буку — таким себя преподносила Англия. Потому знамя похода против коммунизма, а на самом деле против все того же русского человека, возглавила бы теперь она. Благо мяса для пушек в тот момент и у Англии, и у той же Франции было еще сверх достаточно. Следовало только пропагандой в тех же французов влить дух бонапартизма — и продукт для отправки на Восточный фронт готов — шовинизма у них немцам не занимать. Германию же просто оттерли бы на второй план, и поход на восток продолжился бы с новой силой.
Но нам, следует констатировать, крупно тогда все же повезло: пять раз кряду запланированное убийство Гитлера проваливалось. Не удалась такая же попытка и в 1944 г.
Библиография
1. Жадобин А.Т., Маркович В.В., Сигачев Ю.В. Сталинградская эпопея. «Звонница-МГ». М., 2000.
2. Военная история Отечества с древних времен до наших дней. Т. 2. М., 1995.
3. Платонов О.А. Заговор против России. Бич Божий: эпоха Сталина. «Алгоритм». М., 2005.
4. Гарт Б.Л., Ширер У.Л., Кларк А., Карел П., Крейг У., Орджилл Д., Стеттиниус Э., Джюкс Д., Питт Б. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. Политическая литература. М., 1988.
Свежие комментарии